Сделать свой сайт бесплатно

Реклама

Создай свой сайт в 3 клика и начни зарабатывать уже сегодня.

@ADVMAKER@

Жестокий и Влюбленный

АИФ - Пенза, №13, 2012.

Владимир Вержбовский 

         Сейчас уже мало кто помнит, что лучшая в мире типография XVIII века находилась в самом что ни на есть провинциальном захолустье в Инсарском уезде Пензенской губернии. (В РУЗАЕВКЕ). 

Владел ею отставной прапорщик лейб-гвардейского полка Николай Струйский.

         Когда послы иностранных государств начинали пенять Екатерине Великой, что, дескать, вся российская промышленность сосредоточена лишь в Санкт-Перербурге да в Москве, императрица как бы между прочим доставала томик стихов и протягивала его иностранцам. Зарубежные вельможи только ахали: качество бумаги, печати и переплета впечатляло. А царица продолжала разговор: "Знаете ли вы, милостливые государи, что сия книжица изготовлена в самой настоящей российской тьмутаракани - имении Рузаевка у Струйского".

         Однако наш земляк прославился не только тягой к прекрасному. У богача была и кровавая забава . Хлебосольный Николай Еремеевич частенько собирал в гости окрестных помещиков, которым устраивал охоту на живых людей. Бомонд самозабвенно развлекался, целясь из ружей и пистолетов в передвигающиеся мишени - бедных от страха крепостных мужиков и баб, бегавших по специально отведенной площадке. Патроны, естественно, были боевые. После каждой такой "сессии" дворня Струйского, глотая слезы, оттаскивала на сельский погост трупы несчастных. 

          В барской усадьбе находилась и обширная коллекция пыточных орудий, старательно - один в один - скопированных с образцов времен средневековой инквизиции. Самодур обожал устраивать показательные - с приглашением соседей - суды над "душами". "Сказывали мне, - свидетельствует князь Долгорукий, пензенский вице-губернатор, - что он был склонен к юридическим упражнениям, сам делал людям допросы с пристрастием, говорил за них и против них".

          Впрочем, разнообразием приговоров Струйский не отличался. Вердикт его всегда был одинаков: "Запытать до смерти!". После этих слов за невиновного беднягу принимались доморощенные палачи и не останавливались до тех пор , пока жертва не испускала дух.

          И последнее. Как и многие другие, барин был жутко охоч до женского пола. Но, чтобы придатьб своему хобби, как сегодня сказали бы, хоть какую то легитимность, Николай Еремеевич "сотворил крепостной женский балет" и устраивал для соседей закрытые просмотры. Балерины танцевали, пардон, неглиже, а каждый из приглашенных тем временем выбирал себе на ночь понравившуюся танцовщицу. Понятно, хозяин тоже не терялся. И это при том, что Струйский буквально боготворил свою жену, а большая часть его стихов, изданных в типографии, была посвящена именно ей. 

25.04.2012
Просмотров (1156)


vruz 25.04.2012 в 09:05

И. М. Долгоруков – основной источник репутации Струйского. На достоверность долгоруковских мемуаров бросает тень не только тенденциозная логика «Записок», но и действия самого вице-губернатора. Судя по мемуарам князя, Струйский произвел на него впечатление «парнасского буффона», чьи стихи «во всем несносны», «тирана», который не гнушается пыток и проч., однако за три с половиной года Долгоруков успевает несколько раз заехать в неблизкую Рузаевку и издать там ряд своих сочинений. Вспоминается и любопытная оговорка  анонимного  издателя «Указа»: «По своему литературному направлению H. Е. ‹Струйский› был почитателем Сумарокова и бичевал приказных, которые (кажется, и в том числе поэт, князь Иван Михайлович Долгорукий, бывший пензенским вице-губернатором) вымарщивали с него взятки, пользуясь его поднадзорным положением и богатым состоянием». Между тем, сам князь Долгоруков был внук опального наперсника Петра II, князя Ивана Александровича  – и тяжело переживал падение своего рода. «Деньги ‹...› во многом определяют отношения Долгорукова с людьми. Он никогда не забывает благодарно отметить тех, кто оказал ему услуги по части приобретения имущества или подарил ему и его семье значительные суммы, и равно не пропустит лиц, принесших ему убытки, недостаточно наградивших его и поскупившихся на подарки».

Эти свидетельства, соединенные с наблюдениями ученого, многое проясняют в отношениях Долгорукова и Струйского. У Струйского было то, о чем мечтал князь, – богатое поместье, которое питало не только его музу, но и роскошную типографию. Весьма вероятно, что на правах вице-губернатора князь рассчитывал получить от хозяина Рузаевки нечто более весомое, чем мадригал в честь своей жены, но богатый помещик, к его досаде, дарил его лишь плодами своего вдохновения. Свою досаду князь, однако, разумно скрыл и задаром напечатал в лучшей русской типографии несколько своих сочинений.  Уже по смерти Струйского мемуарист заретушировал деловой интерес  к типографии заверениями о том, что  хозяин Рузаевки «кроме собственных своих стихов, ничего не любил печатать чужого на станках своих». 

Обьяснение ненавистному отношению к крестьянам и создание, так называемого "живого тира" мы находим в «Указе, села Рузаевки и деревень Пайгармы и Шебдаса, всем крестьянам», написанное как ответ на “Уведомление” рузаевского “служителя” Андрея Зяблова с подробным описанием “визита” пугачевцев в Рузаевку.

«Уведомление» Андрея Зяблова принадлежит к числу редких исторических свидетельств. С одной стороны, оно напоминает донесения тайного агента (по всей видимости, автор его исполнял у Струйского сходную роль) –кажется, замечено каждое действие, записано всякое слово, названы все герои – и, вместе с тем, оно составлено человеком, который сам ежеминутно подвергался смертельной опасности. В этой записке пугачевский бунт показан сразу в трех измерениях – в масштабе российской губернии, в границах одного поместья, в драме частного незнатного человека. Такие свидетельства создают ощущение живого движения истории – то ощущение, которое доступно только самим участникам событий. На «уведомление» о разорении Рузаевки, полученное 16 августа 1774 г., Струйский ответил «Указом, села Рузаевки и деревень Пайгармы и Шебдаса, всем крестьянам».

В начале «Указа» хозяин Рузаевки напоминает своим крестьянам, что их действия несовместны со званием христианина: «...на чтож вы ходите в церковь Божию, когда готовы резать?».  Струйский прибегает к ярким метафорам, воздействующим на чувства слушателей:  «вить точно так, как огнем сработали; а вот же вы и знаете, что убийцы все будут в аду, а ад  – огонь, следственно вы сделали из себя ад и жителями ада, а называетесь Христиане». Попутно помещик исчисляет действия и даже помыслы своих крестьян – всё тайное уже стало для него явным. Далее Струйский в надежде на их раскаяние дарует своим людям избавление «от виселицы и смертной казни».

В начале третьей части «Указа»  Струйский снимает со своих крестьян обвинение в убийстве – «судитеся вы яко не смертоубийцы, но однакож как нарядные разбойники»  – и переходит к разбору их «разбоя».  Рузаевский помещик убеждает людей в бессмысленности их бунта: «не столько вы себя могли насытить, но меня разорили». Более того, бунт более разорил самих крестьян: «...сено во время бунта погноили и ничем не запаслись; что делать; надлежит умирать с голоду или таскаться по миру». И уповать в этот тяжкий час крестьяне могут только на своего хозяина: «...кто  ж вам всем подаст Милостину, кроме меня».

В четвертой части Струйский показывает крестьянам, что они бунтовали не только против своего помещика, но и против заветов своих отцов: «Приведите ваших дедов и прадедов себе на память, ‹...› были ль они бунтовщиками против Государя своего, смертоубийцы и грабители против господ своих, ‹...› или деды ваши были дураки и глупее вас, а вы хотели показать себя разумными». Но показали себя крестьяне  «дураками»: «вольность» была  только приманкой, которой беглый казак Пугачев рассчитывал привлечь неразборчивых крестьян, «будучи уверен, что вы ‹...› все скоты, и хуже всякого животного, и не  имеете понятия ни о чем». И расчет оказался верен  – Пугачеву поверили! Пока крестьяне ослеплялись вольностью, Пугачев «себя обогащал», а крестьянская вольность обернулась «плахой, топором и виселицей».

В последних строках автор  «Указа»  выражает  веру в раскаяние рузаевских крестьян. Раскаявшиеся будут прощены  – «довольствуйтесь сею от Бога  милостию, что он против вас меня не ожесточил», тем же, кто останется «в таковом скверном и Богомерзком предприятии» прощения быть не может: «будете вы без всякого разбора истреблены с женами и детьми огнем и мечем». (Попов В.Н. Автореф. ... к.фил.н.,М.:2011)

 

Зарегистрированный
Анонимно